«Лично мне порой кажется, что Господь посылает нам все эти тяжкие испытания одно за другим, потому что все еще надеется на нас. Он рассчитывает на Россию, как на свою помощницу в тех будущих встрясках, о которых только ему одному заведомо известно. Он-то понимает, что сможет сделать помощником Запад, только если разместит на долларе свою фотографию. А в России есть еще, как сказал Солженицын, «спасительные задатки». Поэтому Господь и трясет ее. И говорит: ну, встряхнись, же! Илья Муромец, слезь, наконец, с печи. Разуй глаза – неужели тебе еще один Наполеон нужен, чтобы вспомнить, что достоинство важнее инвестиций?»
Михаил Николаевич Задорнов
Михаил Николаевич Задорнов – личность грандиозного масштаба, которая никак не втискивается в рамки простого сатирика – юмориста. Писатель, драматург, аналитик, философ, режиссер, актер… Щедро одаренный, всегда ищущий, трезво мыслящий, все подмечающий. Настоящий патриот Отечества Русского.
Боец, способный сатирой обличить все плохое в мире. Юмор был его оружием, его проповедью, обращенной к нам. Не просто юморил. Он говорил, важные, серьезные вещи, заставляя задуматься, переоценить наше бытие и происходящие вокруг события, обрести свое собственное мнение, поэтому собирал полные аншлаги.
Михаил Николаевич Задорнов: «Учитесь отличать правду от кривды. Умом это не понять… Мы часто поступаем по воле сердца, поэтому Запад нас понять не может. Слово «воля» на западные языки не переводится. Хотя, в английском есть слово «will», которое означает – воля, сила воли, волеизъявление, твердое намерение и т.д.), но это все в ином смысле, происходит не от сердечности. У них есть некоторые юридические понятия, но нет этих, которые происходят от сердечности. Также у них отсутствует слово — «подвиг», т.к., это — продвижение вперед, но у них есть «героизм», за что дают медали и «бабки». Я думаю они не могут нас понять умом, потому что сердечность нельзя шифровать. Это уникальное свойство сохранилось в первую очередь у славянских народов, которые не признавали, даже в те далекие времена рабства. У них были невольники, но не было рабов в том виде, в котором они существовали в римской, египетской цивилизациях»…
Михаил Николаевич Задорнов: «Чтобы жить в цивилизованной стране, не надо уезжать из России. Тем более делать в ней революцию. Просто не мусори, не матерись, начни ездить по правилам на дорогах, не давай взяток, не бери взяток, не пей алкоголь и не кури, не изменяй любимому человеку, уважай культуру и учи историю отчизны, уважай стариков. И сам не заметишь, как окажешься в цивилизованном государстве».
Обладая высоким чувством ответственности, говорил: «Мне в жизни была дана популярность. Не из Кремля, а выше, и я должен ее отработать». Действительно, Михаил Николаевич, неустанно трудился и учился, до самых последних дней своей земной жизни. Совсем недавно открыл свою кинокомпанию и начал съемки фильма. Начал брать уроки вокала.
Задорнов окормлял молодых артистов, ненавязчиво обучая их, вдохновляя. Был меценатом молодым талантам. Известен случай, когда он оплачивал обучение в Ярославле целому курсу студентов из Риги. В начале 90-х Михаил Николаевич помогал соотечественникам из Латвии перебраться в Россию. Глубоко любя и зная русскую словесность, он на свои средства установил памятник маленькому Пушкину и Арине Родионовне в Гатчинском р-не…
Михаил Николаевич считал что есть три проявления Бога на земле: любовь, природа и чувство юмора. «Меня считают сатириком, но я на самом деле уставший романтик». Ему не жилось легко. А легких путей он никогда не искал. В свое время он мог сделать блестящую политическую карьеру. Но всегда помнил заповедь своего отца…
Михаил Николаевич Задорнов: «Один из заветов отца, данных мне, еще когда я учился в институте: «Не вступай в партию, как бы ни заманивали — дабы не было откуда выгнать. Вступишь — станешь рабом. Оставайся свободным. Это выше всех званий и титулов».
У него не было государственных званий и наград. А это, по мнению Задорнова и есть признание…
Михаил Николаевич всеми любимый, родной и светлый … Как сказал о нем его друг, писатель Евгений Александрович Евтушенко, действительно – НАРОДНЫЙ…
НАРОДНЫЙ САТИРИК
Среди дебильства пьяного заборного,
бессмертья дур-дорог,
и дураков
нас укрепляет здравый ум Задорнова-
дар Щедрина,
который Салтыков.
Когда застой взасос дедуси чествовали,
ты разгадал метафоры мои,
и за главу мою про Лобачевского
чуть не был исключенным из МАИ.
Мне называть тебя лишь Мишей хочется,
настолько близок ты,
как друг и брат,
и все-таки не забывать и Отчества-
глаза отца
из глаз твоих глядят.
Спасибо тебе,
Миша Николаевич,
что, за ухо нас крепенько словя,
ты, как гвоздями,
шутками вколачиваешь
нешуточные горькие слова.
Что женщин ты унизил —
это глупости.
Ни на кого ты зря не нападал.
Прошелся по американской тупости,
а разве нашей ты не наподдал?
Лингвистом, от минобров независимым,
фольклор вобрал устами, как родник,
и, как мальчишка
озорнейше высунул
от чужизны очищенный язык!
Жить легче, если жизнь облагородена,
и не грязны ни совесть, ни уста.
Что наш Язык? –
он тоже наша Родина.
Когда он чист,
и Родина чиста.
«Улыбается мне человек — это и есть орден. Улыбку через Кремль не выбьешь…» — Михаил Николаевич Задорнов.
Михаил Задорнов, жил, стараясь не нарушать Закон Божий, еще более освятился терпением страшной болезни. Незадолго до отшествия к Отцу Небесному принес покаяние, примирился с Православной Церковью. Соборовался в московском храме Живоначальной Троицы на Воробьевых горах.
Жаль, но жизнь скоротечна, а время неумолимо. Человеческие судьбы мелькают, словно падающие звезды на небосводе, не давая нам в полной мере оценить их по достоинству и насладиться их свечением. А на смену им уже подходят новые. Задорнов остался в нашей памяти как раз примером неленостного делателя Богом данных талантов, которые воодушевят еще не одно поколение русских людей.
Не идеализируя жизнь Михаила Задорнова, мы в тоже время всецело осознаём его львиный вклад в российскую культуру и пример добросовестного служения своему призванию. И благодарим Бога за Его неизреченное долготерпение к нашим ошибкам и возможность получения венца вместе с пришедшими к Нему в одиннадцатый час.
«Я часто думаю о родителях отца. Как они могли его таким воспитать? Ведь революция была, разруха… Его мать была учительницей, отец – ветеринар. Мой прадед был священником. Говорили, что я даже на него похож. Может, действительно мне от деда передалось желание проповедовать, только помноженное на чувство юмора? Вряд ли дед в церкви читал проповеди с репризами…»
Михаил Николаевич Задорнов
Чтобы выжить после крушения монархии и разрушения Российской Империи, а не кануть бесследно в лету… Чтобы родились мы… Нашим предкам приходилось скрывать, забывать свое родословие. Сегодня, мы – ветви, наклоняемся низко к земле, благодарно Им кланяемся… Сосредоточенно всматриваясь в прошлое, терзаемся главными вопросами: Кто мы? Откуда? Кем были те, кто даровал нам жизнь? Как сложились их судьбы?
Взирая на нас, Господь внемлет молитвам… По крупицам складывается мозаика в цельную картину былого… Однако, порой, не достает многих элементов…
Насколько тернист, и как завершился земной путь священника Иоанна Задорнова — прадеда нашего героя? Мне не известно. Исходя из того, каким вырос его внук, зная о невероятных чудесах, связанных со спасением от гибели его одаренных потомков, можно предположить, что был и является молитвенником…
История этой ветви рода берет свое начало из Терновки Пензенской губернии. Как указывает краевед Георг Васильевич Мясников, пригородная деревня Терновка (Никольское, Монастырщина) была основана в 1694 г. как вотчина Московского Высокопетровского монастыря. В 1717 г. селение упоминается как село Никольское, следовательно, к этому времени здесь уже построили первое здание церкви во имя Николая Чудотворца.
Не исключено, что отец Иоанн служил именно в этой церкви. К сожалению, в Пензенской епархии архивов священнослужителей до 1938 года не сохранилось. Весь архив в те времена хранился в Спасском Кафедральном соборе г. Пензы, который был взорван в 1938 году. Архив поддался разграблению, частично сожжен, возможно что-то попало в ФСБ.
Есть вероятность, что пастырь прибыл в Терновку для служения и впоследствии его там приписали. На одном из пензенских форумов я обнаружила скупую, мало о чем говорящую запись: «Задорнов. Сторожевско-Воротниковское, приписной» — возможно это и есть свидетельство моему предположению. В канцелярии Пензенской епархии мне ответили что священников с фамилией Задорнов среди окончивших Пензенскую духовную семинарию не значится. Следовательно, отец Иоанн был из пришлых.
А вот его сын — Павел Иванович Задорнов родился именно в Терновке в 1875 году.
Дед Михаила Задорнова — Павел Иванович по профессии был врачом – ветеринаром. Трудился в ветеринарной лечебнице, был заведующим.
Из Книги памяти Читинской области известно, что арестован Павел Задорнов — 23 октября 1932 года, по обвинению в уничтожении скота. «Приговорен: коллегией ОГПУ СССР 21 апреля 1933 г., обв.: по ст. 58-4, 58-6, 58-7 УК РСФСР.
Приговор: к 10 годам лишения свободы. Реабилитирован 4 января 1957 г. военным трибуналом ЗабВО».
Каким образом, в каком году он попал в Читу? Был сослан или же по трудовому распределению? В Забайкалье конечно специалистов в достатке не было, а расстояние между Пензой и Читой немалое — около 6 тысяч километров.
Супруга Павла Ивановича — Вера Михайловна Задорнова (1876—1961) была учительницей.
Их сын — Николай Павлович Задорнов был рожден 22 ноября 1909 года. Щедро одаренный, разносторонне талантливый, оставил по себе след как режиссер, актер, журналист… Но суждено было стать ему выдающимся Русским писателем, прославившим свое Отечество на весь мир…
«Задорнов поднял пласты истории народов не известных до сих пор цивилизации. Он красочно изобразил их быт, с глубоким знанием рассказал о нравах, привычках и семейных спорах, несчастьях, житейских неурядицах, о тяге к русскому языку, русским обрядам и образу жизни.
Его Роман «Амур-батюшка», ставший на его Родине классикой, переведен на многие языки. Несмотря на то, что в его произведениях нет партийной темы, писатель был удостоен высочайшей послевоенной награды СССР – Сталинской премии. Это беспрецедентный случай в советской литературе» (цитата из американской литературной энциклопедии).
А вот что написано о Николае Задорнове в британской литературной энциклопедии: «Без исторических романов Н. Задорнова нельзя иметь полного представления о развитии истории России и российской литературы».
«Роман «Амур-батюшка Николай Задорнов написал таким чистым и в то же время образным русским языком, что его необходимо включить в программу средней школы» — пишет в своей статье писатель Г.В. Гузенко.
Полюбился юному Михаилу «Амур-батюшка». Перечитывая излюбленный роман, он каждый раз думал, что его собственное будущее не менее уютно, чем жизнь героев папиного сочинения. Михаилу всегда импонировали произведения, в которых, словно в гостях у друзей хочется задержаться подольше. Немало вдохновлял его тот факт, что родился он между выходом романа в свет и присуждением отцу Сталинской премии. Он думал, что возможно благодаря этому у него самого складывается такая радостная жизнь!
Повзрослев, Михаил Николаевич Задорнов написал предисловие к романам «Амур-батюшка» и «Золотая лихорадка»: «Мы с увлечением в юности читаем Фенимора Купера, Майн Рида… Романтика завоевания новых земель! Но ведь все это было и у нас. С одним только отличием: наши предки, осваивая новые земли, приходили не с оружием в руках, а с верой и любовью. Они старались обратить аборигенов в православную веру, не истребляя их и не сгоняя в резервации. Мой отец в шутку называл нивхов, нанайцев и удэгейцев – «наши индейцы». Только менее пропиаренные и раскрученные, чем могикане или ирокезы».
«Амур-батюшка» был написан в Комсомольске-на-Амуре еще до войны. Когда автор привез рукопись в Москву, советские редакторы категорически отказались её печатать, т.к., востребованной была литература откровенно героическая. Помог счастливый случай – роман, каким-то образом попал в руки к Александру Александровичу Фадееву. Оценив произведение по достоинству, понимая, что сам не в силах продвинуть роман (хотя сам являлся секретарем Союза писателей СССР), передал его Иосифу Виссарионовичу. В издательстве были крайне удивлены, ведь в романе нет героев войны, секретарей обкомов, комиссаров и призывов: «За Родину! За Сталина!»…
Спустя какое-то время, будучи в гостях у Задорновых, Фадеев цитировал Сталина: «Задорнов показал, что эти земли исконно наши. Что они осваивались трудовым человеком, а не были завоеваны. Молодец! Нам в наших будущих отношениях с Китаем его книги очень пригодятся. Надо издать и отметить!».
Следует подчеркнуть, что несмотря на лауреатство, Задорнов никогда (даже в период культа личности), не боготворил Сталина. Но, когда «Сталинскую» премию переименовали в «Государственную», Николай Петрович продолжал гордо называть себя лауреатом Сталинской премии. Почему так? Нам объяснил его сын…
Михаил Николаевич Задорнов: «Дело в том, что Государственные премии стали продаваться чиновниками за взятки. Чтобы получить эту премию в 80-е или 90-е годы, надо было не написать талантливое произведение, а талантливо оформить документы и «правильно» подать их в комитет по присуждению премий. Помню один из советских писателей-монстров, тоже будучи у нас в гостях в Риге, хвастался только что полученной премией из рук самого Брежнева. А потом его жена на прогулке по пляжу пожаловалась моей маме: «Я столько здоровья потеряла, пока мы ему эту премию пробили. Столько денег на подарки ушло, серьги бабушкины, и те заложила!»
Отец не хотел считать себя лауреатом выхлопотанной — «пробитой» — премией. А Сталинскую премию невозможно было «выбить» у «хозяина». Свое лауреатство отец не стал переименовывать в угоду времени. Ему некого было бояться. Он был беспартийным. За эту, по тем временам, «аморалку» его даже из партии не могли выгнать!»
Вспомнился Михаилу Задорнову интересный случай. Однажды, в конце 80-х, в ресторане Центрального дома литераторов к нему подошел «маститый» советский писатель с вопросом:
«Не потомок ли он того Николая Задорнова, который писал такие интересные исторические романы»?
— «Да, потомок. Точнее сын. Ведь сын – это потомок». Тот искренне удивился: «Как, разве Николай Задорнов жил не в девятнадцатом веке?»…
Михаил Николаевич Задорнов: «Я понимаю, почему так об отце думали маститые и матерые советские писатели. Он никогда не принимал участие в борьбе между писательскими группировками, не подписывался ни под какими воззваниями, не дружил с кем-то против кого-то. Чтобы засветить себя в правильном списке. Его имя только однажды упомянули в некрологе, когда умер Александр Фадеев. Отец рассказывал, что потом ему звонили друзья и поздравляли с небывалым успехом. Ведь возглавляли список подписавшихся под некрологом члены ЦК! Но самое главное, отец практически не бывал в ресторане ЦДЛ! А тех, кого там не видели, считали жившими в прошлом веке. Это ли не комплимент достоверности его романов!»
Корр.: Михаил Николаевич, а каким образом Вас воспитывали родители?
Михаил Николаевич Задорнов: «Пама с мамой воспитывали нас с сестрой как бы исподтишка, чтобы мы не догадались, что они нас воспитывают.
Если б не отец… я был бы воспитан своим московским полутусовочным окружением на литературе модной и прожил бы печальную, а не радостную, хотя и модную, жизнь…
Когда мне исполнилось семнадцать лет, на время студенческих каникул, вместо того, чтобы отпустить меня с любимой девушкой на лето в Одессу, отец отправил меня на два месяца работать в ботаническую экспедицию разнорабочим на Курильские острова. Теперь я понимаю, он хотел, чтобы я перелетел через весь Советский Союз, понял, увидев тайгу, острова, моря, океаны, что я все-таки живу в лучшей в мире стране.
Короткими замечаниями, как гомеопатическими дозами, папа пытался порой охладить во мне восторг, который я испытывал вместе с толпой, загипнотизированной прессой, и «мультяшечными», как он говорил, революционерами!
В 1989 году, вернувшись из своих первых гастролей по Америке, я с восторгом рассказывал о своих впечатлениях в кругу семьи. Так обычно делал мой отец, возвращаясь из путешествий. Отец слушал мои восхищения со сдержанной улыбкой, не перебивая, и потом сказал только одну фразу: «Я смотрю, ты так ничего и не понял. Хотя дубленку привез хорошую!».
Я очень обиделся. За мою поездку, за совершенство Америки, за западную демократию, свободу, за то будущее, которое я рисовал в своем воображении для России. Мы поссорились. Отец не мог мне объяснить, что он имел в виду. Или я просто не хотел его понимать. Я ведь уже был звездой! На мои выступления собирались тысячи зрителей. Правда, я запомнил его слова, которые он сказал, чтобы закончить наш спор: «Ладно, не будем ссориться. Ты еще, наверное, не раз на Западе побываешь. Но когда меня не будет, помни, все не так просто! Жизнь – не черно-белое телевидение». Как будто он знал тогда, что через пять лет я кардинально поменяю свое мнение об Америке… Сейчас, когда отца нет, я все чаще вспоминаю наши ссоры.
Корр.: А за что Вы прежде всего благодарны Вашему отцу?
Михаил Николаевич Задорнов: «Я благодарен ему прежде всего за то, что он не был обывателем. Ни коммунисты, ни «демократы», ни журналисты, ни политики, ни Запад, ни писательская тусовка не могли заставить его думать так, как принято. Он никогда не был коммунистом, но и не попадал под влияние диссидентов. Диссидентов он считал предателями. Убеждал меня, что их скоро всех забудут. Только стоит измениться обстановке в мире. Я «инакомыслящих» защищал со всей прытью молодости. Отец пытался переубедить меня:
— Как ты можешь попадаться на эти «фиги в кармане»? Все эти «революционеры», о которых так трезвонит сегодня Запад, корчат из себя смельчаков, а на самом деле, они идут театрально, с открытой грудью на амбразуру, в которой давно нет пулемета.
— Как ты можешь, папа, так говорить? Твой отец в 37 году умер в тюрьме и даже неизвестно, где его могила. Мамины родители пострадали от советской власти, потому что были дворянского происхождения. Мама не смогла толком доучиться. После того, как ты написал романы о Японии, за тобой ведется слежка. В КГБ тебя считают чуть ли не японским шпионом. А эти люди уехали из страны именно от подобного унижения!
Отец чаще всего не отвечал на мои пылкие выпады, словно не уверен был, что я дозрел в сорок с лишним лет, до его понимания происходящего. Но однажды он решился:
— КГБ, НКВД… С одной стороны, ты, конечно, все правильно говоришь. Но все не так просто. Везде есть разные люди. И, между прочим, если бы не КГБ, ты бы никогда не побывал в той же Америке. Ведь кто-то же из них разрешил тебе выехать, подписал бумаги. Я вообще думаю, что там у нас наверху есть кто-то очень умный, и тебя специально выпустили в Америку, чтобы ты что-то заметил такое, чего другие заметить не могут. А насчет диссидентов и эмигрантов… имей в виду, большинство из них уехало не от КГБ, а от МВД! И не диссиденты они, а… жулики! И помяни мое слово, как только им будет выгодно вернуться – они все побегут обратно. Америка от них еще вздрогнет. Сами не рады будут, что уговаривали советское правительство отпустить к ним этих «революционеров». Так что все не так просто, сын! Когда-нибудь ты это поймешь, – Отец снова ненадолго задумался и как бы не добавил, а подчеркнул сказанное, — Скорее всего, поймешь. А если и не поймешь, ничего страшного. Дураком тоже можно прожить вполне порядочную жизнь. Тем более, с такой популярностью, как у тебя! Ну, будешь популярным дураком. Тоже не плохо. За это, кстати, в любом обществе хорошо платят!».
Корр.: Вы не были послушным сыном?
Михаил Николаевич Задорнов: «Мне иногда кажется, что родители уходят из жизни для того, чтобы дети начали все-таки прислушиваться к их советам. Сколько моих знакомых и друзей вспоминают теперь советы своих родителей, уже после их смерти. После ухода отца из жизни я стал его послушным сыном!
Корр.: Мне известно, что последние годы жизни Вашего отца не были сладкими… Как жил Русский патриот, великий писатель Николай Павлович Задорнов последние свои земные дни? О чем думал? Что происходило в его душе и вокруг?
Михаил Николаевич Задорнов: «Я часто думаю, почему отец так быстро и неожиданно ушел из жизни? Скорее всего, у него произошло полное крушение всех идеалов. Особенно тех, которые сформировались у него в Латвии. Едва поменялись времена, как латышские писатели от него отвернулись. Забыли и о том, кто их переводил на русский язык, благодаря чему они получали неплохие гонорары, и о том, какие экскурсии в заповедные края устраивал для них отец… В свое время он помогал журналу «Даугава», а как только Латвия стала независимой страной, редакция журнала объявила его сумасшедшим. Кроме того, объявился хозяин того дома, где была наша квартира. Отец понимал, что рано или поздно нас выселят. Для его достоинства это было слишком. Организм начал сдавать, не желая жить в унижении.
Для отца не было большего унижения, чем невозможность защитить Россию, когда ее оскорбляли. Он тоже втайне верил в то, что Россия когда-нибудь оживет. Но когда понял, как она «оживает» под контролем диссидентов, эмигрантов и, как мы теперь говорим, «демократов», его организм просто не захотел в этом дальше существовать.
В один из последних дней его жизни я прогуливал отца по его кабинету. Выходить на улицу у него уже не было сил. Он держался за меня обеими руками. Я открыл окна настежь. За окном зазеленел парк, в котором он любил гулять, дышала наливающаяся полнокровием весна! Отец попросил подвести его к полке с его книгами. Долго смотрел на них, потом сказал мне: «Этих людей я любил!» Я понял, что он говорит о героях своих романов. Он попрощался с ними. Это были практически последние слова, которые я от него слышал.
Корр.: Михаил Николаевич, простите за вопрос, а Николай Павлович был верующим?
Михаил Николаевич Задорнов: «Только мы, его самые близкие, знали, что он верит в Бога. У него в тайнике была иконка, оставшаяся от мамы и ее крестик. Незадолго до смерти, понимая, что скоро уйдет, он перекрестил меня, некрещеного, давая этим понять, что когда-нибудь мне тоже нужно принять Таинство Крещения.
P.S.: Амур-батюшка. 1999 год. Состоялось памятное событие – открытие памятника выдающейся личности: талантливому Русскому писателю, театральному режиссеру, актеру Сибири и Дальнего Востока — Николаю Павловичу Задорнову в Хабаровске. Примечательно, монумент установлен по соседству с памятником видному государственному деятелю, основателю города Хабаровска графу Николаю Николаевичу Муравьёву-Амурскому (легендарная личность, сыгравшая величайшую роль в возвращении Амура, уступленного Китаю в 1689 году).
Впервые памятник графу был открыт в 1891 году, но в 1925 году на основании «Декрета о памятниках Республики» от 12 апреля 1918 года Дальревком принял решение о сносе скульптуры. В сборе средств на его восстановление активное участие приняли отец и сын — Николай и Михаил Задорновы.
Так, на берегу Амура встретились два Николая, два верных сына Отечества Русского!
«Я помню день, когда умер Сталин. Я сидел на горшке в нашей рижской квартире и смотрел в окно – большое, до самого пола. По улице, за окном, шли плачущие люди: латыши и русские – все в трауре. Плакали в Риге даже латыши. Приказали плакать, и плакали, дружно и интернационально…
Его нам теперь денька на два бы, ну, на три, и сразу убрать. И чтобы не расстреливал, потому что расстрел для чиновников-ворюг – это слишком легко. Через три дня все они бы уже строили канал между Совгаванью и Сахалином. А администрация президента копала тоннель на Дальнем Востоке! А члены правления РАО ЕЭС клеили конверты на зонах под Пермью! Сталина на 3 дня, а их — на всю оставшуюся жизнь».
Михаил Николаевич Задорнов
Михаил Николаевич Задорнов, а тогда попросту — Миша, еще под стол пешком ходил, но весенний день 1953 года накрепко запечатлен в детской памяти… Траурные шествия и митинги прошли по всем городам СССР. Советские люди несколько дней прощались со Сталиным. По нелепой ли случайности? Смерть тирана совпала с «Торжеством из торжеств» – Светлым Воскресением Христовым. «Христос Воскресе» — звучало еще радостнее, а главный застольный тост был посвящен Сталину: «Чтоб не воскрес!»… Пожалуй, больше всех ликовали граждане, встретившие новость в вечной мерзлоте ГУЛАГа. Отныне, и у «политических» появилась надежда на будущее…
Другая же часть народа, утратив смысл бытия, убитая горем провожала «отца всех народов» в последний путь. Спешно и неожиданно, вместе с ним отправилось еще, как минимум пара тысяч человек (одних только москвичей)… В их числе и молодая женщина, которой едва исполнилось сорок три. Шокированная смертью «вождя» — «Как же теперь жить дальше?»… Ей сделалось дурно, а скорая не приехала – вероятно, чинушам, бумажным душам не было дела до «простых смертных», в ту пору.
Похороны Председателя Совета Министров СССР, Секретаря ЦК КПСС Иосифа Виссарионовича Сталина состоялись девятого марта. Шла прямая трансляция по радио. В эфире, как всегда, в ответственные моменты, звучал голос Юрия Левитана: «Говорит Москва. Колонный зал Дома союзов…»
О том, что в результате возникшей давки в районе Трубной площади во время похорон погибли люди официально нигде не сообщалось. Но ходили слухи… Московские морги и ЗАГСы получили распоряжение — выдавая справки о смерти указывать ложные причины.
В столице возникло много неприятных, драматических казусов… Например, жители дома, расположенного на углу Дмитровки и Столешникова (тогда улица носила название – Пушкинская), и даже те, кто имел неосторожность прийти к ним в гости, оказались взаперти и несколько дней не могли выйти наружу, т.к. ворота во двор были закрыты. Беднягам пришлось слушать доносившиеся с улицы крики и стоны раздавленных людей. Вид из окна потрясал человеческое сознание: кровавые куски людей, горы чьих-то калош, башмаков и головных уборов… Быть может они – счастливцы, что волею судьбы или случая оказались взаперти?
Слава Богу, что младшие Задорновы, из окна своей рижской квартиры не могли наблюдать этого ужаса. На одиннадцатилетнюю Милу неизгладимое впечатления произвели события, происходящие накануне в школе… Распухшее от слез лицо директора школы… Сильный, представительный мужчина плакал как ребенок…
Потрепанная, залитая слезами секретарь комсомольской организации, прервавшая урок, призвала детей крепиться… Одноклассницы, притихшие словно мышки, залегли на парты — и в рев… Ряды бантов словно по команде выстроились вместо лиц…
А теперь: сплошной поток людей, мрачный и безмолвный… Отчетливый, нарастающий стук ботинок и сапог по асфальту… Грозное, зловещее шествие довело девочку до плача. Возможно, этот «страх толпы» передался ребенку генетически — от мамы…
Михаил Николаевич Задорнов: «Сестра ничего тогда не понимала. Она плакала, потому что плакали учителя, прохожие… Ей жалко было не Сталина, а всех плачущих… В комнату вошел отец и сказал: «Не плачь, дочка, он сделал не так много хорошего». Сестра так удивилась папиным словам, что тут же перестала плакать. Задумалась…
Я, естественно, ничего тогда не понимал, но мне совсем не хотелось, чтобы сестра плакала. В поддержку папиных слов я стал доказывать и приводить примеры, почему Сталин не был хорошим дядей. Например, в Риге уже три месяца шел дождь. И меня не водили в песочницу. А ведь Сталин мог все! Почему же он о нас, детях, не подумал, которые тоже, как и я, хотели в песочницу!»
Выбежав из кухни, ринулась утешать дочурку мама — Елена Мельхиоровна. Какое-то мгновение ее взгляд упал в сторону окна. Независимо от собственной воли женщина погрузилась в тяжкие воспоминания, в которых ей самой было всего лишь девять…
Жаркий, испепеляющий август 1918 года. Северокавказский городок Майкоп бесконечно переходил из рук белых – к красным… От красных к белым — и понеслось сначала… Накануне, большевики разбросали листовки. Ожидались очередные погромы. Около восьми утра разразились первые залпы.
Вскочив с кровати девочка отправилась искать защиты родителей в соседнюю комнату. Ей было страшно. Они оба стояли у окна. Их сосредоточенные, напряженные, красивые лица словно силились разглядеть что-то ускользающее, постигнуть какую-то тайну… А с обратной стороны стекла, точно невидимая могучая река вышла из берегов, все разрастаясь несла множество людей… Куда несла?
Каких-то еще пару минут раздумий, и крепко удерживая дочь за руку, Мария Алоизовна выбежала из дому. Мельхиор Иустинович помчался вслед за возлюбленной, успев попутно зацепить пальцами попавшуюся шаль супруги, чтобы прикрыть ее плечи… Мужчина, безумно любил и ценил супругу и ребенка. Обладая обостренным чувством долга и ответственности, терзался мыслью – «как теперь, в условиях гражданской войны он сумеет сохранить этот Божий дар…»
Первым браком Мельхиор был женат на смольнянке Елене Константиновне Введенской, но бедняжка скончалась во время родов. Новорожденная дочь прожила всего полгода. Из-за этой драмы, он особенно трепетно относился к своей новой семье.
Мария Алоизовна Матусевич (в девичестве – Олизаровская), была очень красивой женщиной. Брюнетка с большими голубыми глазами, шикарными густыми волосами. Ее отец — Алоиз Фомич Олизаровский, 1833 г. рождения, поляк, дворянин, офицер служил на Кубани. За отличия в делах с горцами в 1863 году был награжден Военным орденом Св. Георгия 4 степени No 13846. В 1881 году по болезни был уволен со службы в чине майора. Вскоре умер, и тогда мать Марии с дочерьми и сыном Николаем уехала в Ростов – на Дону в семью своих родителей (дед Марии — Илья Франковский, был там фабрикантом).
Портреты юной красавицы Марии Олизаровской выставлялись в витринах фотоателье. Ей посвящались стихи и романсы… Однажды, она приехала погостить в Майкоп к своему дядюшке – тоже офицеру Царской Армии – Константину Франковскому. Там и произошла судьбоносная встреча с Мельхиором…
Мельхиор мог часами любоваться ее красой… Тугие косы Марии, ниспадая, обвивали ее стройный стан… Совершенно бездонные, добрые глаза… Влюбленные сочетались браком в 1902 году. А второго января 1909 года свершилось невероятное таинство природы – на Божий свет появилась девочка, которую нарекли в память о первой жене Мельхиора – Еленой (домашние же называли девчушку – Лилей). Отец души в ней не чаял, до восемнадцатилетия Елены положил на её счёт в банке две тысячи рублей золотом, которые затем были экспроприированы в революцию.
Елена возрастала, открывая и развивая в себе все новые таланты. И если бы не война, возможно засверкала бы яркой звездой в области искусств. С шести лет с нею серьезно занимались музыкой, пением, танцами, языками ее преподаватели. Зимой девочка ходила в детский сад, которым руководили сёстры-баронессы. Литературе, живописи, языкам уделялось достаточно много времени… Один день все общались только по-французски, а другой по-немецки…
Михаил Николаевич Задорнов: «Мама всегда подчёркивала, что очень многое она узнавала от своего отца, и что он значительно пополнял её знания. Когда она училась в средней школе, отец с ней занимался историей культуры, литературой, астрономией, историей. Мельхиор Иустинович позволял Елене читать произведения Эмиля Золя, Ги де Мопассана, а для девушек того времени эти авторы считались неподходящим чтением. Учительницей музыки у мамы была Инна Владимировна Святловская, талантливый музыкант, замечательный педагог. В течение 25 лет трудилась музыкальным руководителем Драматического театра им. Александра Пушкина в Майкопе. Она сама писала музыку практически для всех спектаклей театра. А её отец — Владимир Владимирович Святловский был профессором, доктором государственного хозяйствования, историком, экономистом, член-корреспондентом Российской Академии наук».
Из воспоминаний Елены Мельхиоровны Задорновой: «В нашей комнате в Майкопе стоял огромный письменный стол, на котором я часто танцевала. Мне нравилась знаменитая балерина того времени — Анна Павлова, которую я видела в кино. Мне хотелось тогда подражать ей, и я показывала гостям «умирающего лебедя» на этом письменном столе. Отец послал в Петербург прошение о моём зачислении в Императорскую балетную школу, но положительный ответ на его просьбу вместе с приглашением на испытательные экзамены совпали с революцией 1917-го. Начинались смутные времена, ехать в Петербург было опасно».
И в этих смутных, наступивших временах, ни учеба, ни карьера о которой так мечталось лебедице — ничего не сложились… Камнем преткновения были ее благородные корни. Променять свое происхождение на «чечевичную похлебку» Елена не желала…
Вернемся же в август 1918 года. Вокруг воцарился хаос… Калейдоскоп из испуганных, растерянных лиц, линеек, фаэтонов… Все точно, как у Лермонтова в Бородино:
«Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…»
Все спешили к мосту, по которому уже понуро отступали белогвардейцы. Из гражданских никого не пропускали. Чтобы укрыться от свистевших пуль, пришлось спуститься к самому берегу. До мельницы добраться не успели, навстречу бежали офицеры: «Дальше не ходите, там красные!» – и бросались вплавь по реке.
Этих троих, измученных дорогой бездомных и обездоленных к себе в избу никто не впустил, поэтому, заночевать пришлось в сарае на сене. Ночь была удивительно лунная. Не спалось. Совсем рядом шныряли огромные крысы и пьяные красноармейцы. Доносились их голоса. Поутру, красные осматривали мельницу и соседние постройки. Кто-то, указал им место, где ютилась семья белого офицера… С шашками наголо они бросились к Мельхиору. Супруга, ни секунды не раздумывая, обнявши Мельхиора Иустиновича, прикрыла его своим телом. Этот жест любви предотвратил трагедию. Солдаты, в тот момент, казалось немного отрезвели. А после решили отвести пленных на расстрел… Но исполнять приговор никто не взялся: все были пьяны. Пришлось повести их в другой полк…
Пока шли по высохшей траве малышка думала: «Вот трава вырастет, а меня не будет…»
На счастье, командиром полка оказался человек, который в свое время, вместе с Мельхиором Иустиновичем воевал на турецком фронте. Офицер узнал своего бывшего командира, но виду не подал. Он уважал Мельхиора за то, что тот, в отличие от других офицеров, никогда не бил солдат.
Считая Мельхиора человеком исключительно благородным, приказал отпустить семью и выдать пропуск на свободное передвижение по городу.
Михаил Николаевич Задорнов: «Мамин отец — Мельхиор Иустинович — родился 5 (18) января 1869 года. Сперва, окончил Новоалександровское реальное училище, а затем Виленское пехотное юнкерское. Как записано в его послужном списке: окончил курс наук по первому разряду.
Из рассказов мамы знаю, что мой дед отец был с большим чувством юмора, а в детстве особенно любил пошалить, за что на какой-то срок исключался из училища.
Военную службу начал в 1890 году, был распределён в 100-й пехотный Островной полк 25-й дивизии, который дислоцировался в Двинске (Даугавпилсе). Его любимый брат, Балтазар, в это же время служил тоже в Двинске в 98-м Лифляндском полку. А затем Балтазар был штабс-капитаном 97-го Лифляндского генерал-фельдмаршала Шереметьева полка (г.Двинск) и дослужился до полковника. А их брат Степан был штабс-капитаном 28-го пехотного Полоцкого полка (г. Петраков). Затем до 1898 года Мельхиор Иустинович служил в резервном батальоне Златоустовского 306 полка, а в августе был зачислен в запас. Когда он уезжал из полка, сослуживцы подарили ему именной золотой погончик, который мама очень бережно хранила…»
С благоговейным трепетом, Елена Мельхиоровна сберегала фамильный герб своего древнего рода, генеалогия которого ведется от эпохи польского короля Стефана Батория -«Белый лебедь», целый портфель документов, а так же, слова отца, сказанные им однажды, на прощанье…
Мельхиор Иустинович нежно обнял дочь и изрек: «Маленькая, помни свою настоящую фамилию — Покорно-Матусевич…»
Однако, Всемилостивый, Всемогущий Господь, удивительным образом, снова и снова, спасал офицера Русской Императорской Армии от гибельной опасности…
Из воспоминаний Елены Мельхиоровны Задорновой: « В марте 1920-го Деникин отступил, и в Майкоп снова пришли большевики. Двадцатого мая бывших Царских офицеров вызвали на регистрацию на станцию Кавказская (теперь г. Кропоткин). Все уехавшие с ним офицеры были расстреляны. Отец спасся чудом. Дав денег охраннику, он попросил купить хлеба, а когда тот отошел, взял со стола свои документы и съел их вперемешку с черным хлебом. Вместо расстрела его отправили на три года в трудовые колонии типа ГУЛАГа…»
Как только Мельхиор уехал на регистрацию, Мария вместе с дочкой в 24 часа были выселены из квартиры, всё их имущество конфисковано, точнее — разграблено. Елена лишилась своего изумительного белого рояля. Спустя годы, кто-то из земляков – майкопчан написал ей, что её музыкальный инструмент находится в городском музее.
Михаил Николаевич Задорнов: «По прибытию на пункт регистрации, дед, понял, что после подтверждения званий офицеров ведут на расстрел, призадумался… Неожиданно, на какое-то время он был оставлен с красноармейцем в комнате, где находились все документы. Поросил солдата выполнить его просьбу — купить ему хлеба, а сам в это время нашёл свои документы, и съел их. За неимением подтверждения, что Мельхиор Матусевич был кадровым офицером Императорской Армии, его сослали на строительство железной дороги Красноуфимск-Сарапул. Это ещё не называлось ГУЛАГом. Тогда это была якобы Трудовая Красная Армия. Дед там трудился два года, пока заболели почки. Проку от него, немощного, на стройке не стало никакого, и его отпустили «умирать» домой…»
Он ехал, полуживой, ничего не зная о своей семье… Живы ли? Где их искать… И тут, снова произошло чудо… В одном вагоне с ним сидели молодожёны, и молодая с увлечением рассказывала об их свадьбе в Майкопе, и какое свадебное платье ей сшила Мария Алоизовна, а её дочка, Лилечка, несла фату невесты. Ошибки не могло быть, всё сходилось: Майкоп, Мария Алоизовна, Лиля. Так, уже в поезде он узнал, что семья его жива, узнал и место, в котором обосновались.
Из воспоминаний Елены Мельхиоровны Задорновой: «Мы ютились у знакомых. Обносились страшно, мама ходила в папиных башмаках. Она хваталась за любую работу. Устроилась работать кассиром, деньги носила в мешках — шла инфляция. Голод, холод, нищета — всего досталось понемногу. Два года я не посещала гимназию. Так как зимой не во что было обуться. Знакомый сапожник предложил маме подработать: из чайных полотенец грубого полотна она по его выкройкам шила модные белые ботинки. Кое-как сводили концы с концами».
Елена смогла продолжить обучение только через два года, когда маме удалось купить ей обувь на деревянной подошве с переплётами. Нужно сказать, Мария Алоизовна прекрасно владела рукоделием: шила, вышивала, вязала… Вкусно готовила, умело вела домашнее хозяйство — дворянская дочь была обучена этому с детства. Всему, что сама умела, обучила и свою дочь, что в жизни не раз их спасало…
Михаил Николаевич Задорнов: «Вернувшись в 1923 году, мой дед Мельхиор Иустинович обязан был ежемесячно отмечаться в ГПУ, а моя бабушка Мария всегда сопровождала его, а затем ждала его выхода на углу. И только в 1929 году он был снят с учёта по возрасту. Несмотря на то, что был совершенно больной, начал работать, и в семье появился достаток: моей маме сразу купил отрез на платье.
Затем, попал под чистку соваппарата. Однако вновь не растерялся, закончив шестимесячные курсы счетоводов проработал до 1937 года. Выйдя на пенсию, очень тяжело болел.
Несколько раз арестовывался по доносам. Последний арест был уже перед самой оккупацией Краснодара немцами. Мама как-то говорила мне, что, когда она узнала об аресте своего отца перед оккупацией, написала письмо М. Калинину — Всесоюзному старосте, мол, сколько можно старому человеку страдать. Мама не знала, дошло ли письмо или нет, и было ли то, что деда отпустили домой, реакцией на её послание. Мельхиор Иустинович пришёл домой и совсем слег. Умер, когда город был оккупирован, второго октября 1942 года в возрасте 73 лет. Хоронили его Мария Алоизовна и Лоллий, наш старший брат».
Из воспоминаний Лоллия Задорного: «В третий раз деда, совершенно больного, арестовали по доносу в 1942 году, но через несколько месяцев освободили. Причём сосед, служивший в НКВД, накануне сказал мне: «Ждите завтра дедушку». Органы НКВД никаких доказательств вины не нашли. Возвратился дед совершенно больным и вскоре умер. Это было время немецкой оккупации. Хоронили его на третий день после смерти на городском кладбище. Гроб поместили на телегу. Лошадью управлял кучер. Похоронная процессия состояла из бабушки, меня (его внука) и двух женщин-соседок. Бабушка была в чёрном одеянии, в трауре. Был хороший тёплый день… Документы о захоронении нам не выдали, а произведённая запись в кладбищенской книге учёта не сохранилась».
Михаил Николаевич вспоминает июньский день 1953 года — день ареста Лаврентия Берии. В тот вечер его родители выпили вина, провозгласив тост, чтобы юность их детей не была такой страшной как их собственная… Когда Николай Павлович и Елена Мельхиоровна поженились, на них посыполись доносы в НКВД. И можно только догадываться, что могло случиться дальше, несли бы не решились они на самый отчаянный в ту пору поступок — «Уехали как можно дальше от «бесовского», живущего доносами, центра. И куда? В Комсомольск-на-Амуре! Как бы предвосхищая анекдот той эпохи: дальше Комсомольска все равно уже ссылать некуда…»
Их детям внушали в школе, что Советский Союз – самая хорошая страна в мире, и что в капиталистических странах живут не добрые люди, а глупые и нечестные… А отец однажды позвал сына к себе в кабинет и сказал: «Ты имей в виду, что в школе зачастую говорят не совсем правильно. Но так надо. Вырастешь – поймешь». Истинный патриот Русского Отечества, прославленный писатель никогда не навязывал своим детям, собственых взглядов, считая, что они должны до всего дойти своим умом… «Их только надо иногда какой-то мыслью зацепить, подключить, закинуть нужную мысль в складки мозга, как в нераспаханные, неудобренные грядки, в надежде, что когда-нибудь «зернышко» прорастет! Николай Павлович считал, что перед детьми нужно быть честными…»
Михаил Николаевич Задорнов: «В последние годы жизни мама попросила меня найти могилу моего деда Мельхиора Иустиновича. Я специально поехал в Краснодар на гастроли. Но могилы не нашел, так как кладбище оказалось очень запущенным и никаких регистрационных записей не сохранилось. Примерно через год мама попросила заказать камень и написать на нем фамилию ее отца, чтобы у него был надгробный камень… Мы с сестрой сделали это, и мама осталась очень довольна. Сейчас этот камень с фамилией ее отца установлен на Лесном кладбище – там, где похоронены мои мама и бабушка. Так они снова собрались вместе…»
Злодейка – доля крушила судьбы, нарушая связь поколений. Раскидывала родные души по всему белому свету, прокладывая между ними преграды — десятки тысяч километров… Разделяя всех на белых и красных, своих и чужих… Переворачивала с ног на голову привычный уклад человеческой жизни… Кого-то, превратила в стукача — предателя, а кто-то, не смирившись, преобразился — стал святым…
На примере одного лишь семейства Задорновых уже можно представить размах бездушной репрессионной машины, запущенной давно и не щадящей никого! А самое важное, что следует нам осознать — война, начавшаяся в 1917 году, все еще продолжается… Яркий тому пример: рождение, жизнь, творчество, поиски-терзания, заигрывание с язычеством, покаяние и благочестивая кончина Михаила Николаевича Задорнова.
Уместно вспомнить здесь, дорогой читатель, одно из его произведений, посвященное детям 60-70-80 годов…
«Невероятно, но мы выжили!»
«Тем, кто был ребенком в 60-е, 70-е или 80-е, трудно поверить, оглядываясь назад, что им удалось дожить до сегодняшнего дня. В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца. Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, мы пили воду из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло прийти в голову кататься на велике в шлеме. Ужас. Часами мы мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников со свалки, а когда впервые неслись с горы, вспоминали, что забыли приделать тормоза.
Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались уличные фонари, там, где они были. Целый день никто не мог узнать, где мы. Мобильных телефонов не было! Трудно представить. Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в СУД!!! Бывало всякое. Виноваты были только мы и никто другой.
Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания. Мы ели пирожные, мороженое, пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились и играли. Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер. У нас не было игровых приставок, компьютеров, 165 каналов спутникового телевидения, компакт дисков, сотовых телефонов, интернета, мы неслись смотреть мультфильм всей толпой в ближайший дом. Зато у нас были друзья!!!
Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ними. Помните? Без спросу! Сами! Одни в этом жестоком и опасном мире!
Без охраны, как мы вообще выжили? Мы придумывали игры с палками и консервными банками, мы воровали яблоки в садах и ели вишни с косточками, и косточки не прорастали у нас в животе.
Наши поступки были нашими собственными. Мы были готовы к последствиям. Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от ментов или откосить от армии, практически не существовало. Родители тех лет обычно принимали сторону закона, можете себе представить!?
Это поколение породило огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то просто научились пользоваться всем этим.
Если вы один из этого поколения, я вас поздравляю. Нам повезло, что наше детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи свободу взамен за ролики, мобилы, фабрику звезд и классные сухарики… С их общего согласия… Для их же собственного блага…
Я ЖИВУ В СТРАНЕ ГДЕ: КНИГА СТОИТ ДОРОЖЕ, ЧЕМ БУТЫЛКА ВОДКИ… ГДЕ МОЛОКО СТОИТ ДОРОЖЕ ПИВА… ГДЕ ВЫЗОВ ДЕДА МОРОЗА СТОИТ ДОРОЖЕ ВЫЗОВА ПРОСТИТУТОК… ГДЕ ПИЦЦА И СУШИ ПРИЕЗЖАЮТ БЫСТРЕЕ СКОРОЙ ПОМОЩИ И ПОЛИЦИИ… ГДЕ ЗА КРАЖУ СЫРКА В СУПЕРМАРКЕТЕ МОЖНО ПОЛУЧИТЬ СРОК БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЗА ПЕДОФИЛИЮ… ГДЕ В ДЕТСАД ОФОРМЛЯЮТ ПО ОЧЕРЕДИ И ВЗЯТКЕ… ГДЕ УЧЕБНИКИ ПОКУПАЮТ ЗА СВОЙ СЧЁТ… ЭХ!.. РАНЬШЕ НАШЕ ГОСУДАРСТВО ПОКАЗЫВАЛО КУЛАК ДРУГИМ – А ТЕПЕРЬ ЛИШЬ ФИГУ СВОИМ…»
Юлия Воинова-Жунич,
член Российского Творческого Союза работников культуры,
член Конгресса Литераторов Украины, член Союза журналистов Украины